Григор Нарекаци (951-1003) - великий армянский поэт, своими философскими размышлениями и мировоззрением о духовном и мирском, о божественном творении природы и месте человека в ней с поэтическим вдохновением достиг высот духовного раскрепощения в своей поэме «Книга скорбных песнопений». Духовно-философским кредо поэзии Нарекаци является неразрывное соединение с Богом через покаяние и духовное очищение: Я не только возглашаю,
Но и верую в величие Его…
Не столько оковами надежды,
Сколько узами любви и Нему стремлюсь…
Да будет милость Твоя, Творца, со мной,
И дыхание духа моего с Тобой
Соединено связью неразрывной.
В армянских семьях книга Григора Нарекаци считается священной.
"Одинокий голос человека",- назвал свою пьесу французский поэт Жан Кокто и, кажется, уловил нечто очень существенное в литературе как в свидетельстве. В свидетельстве о неповторимой, несовершенной, ускользающей жизни. Но время от времени в разных культурах, на разных языках появляются тексты, которые уводят прочь от самоубийства и уныния, делают невозможным чувство пустоты, заброшенности, богооставленности. Они превращаются в молитвы, они окружены легендами, их читают и поют в уединении и хором, в минуты отчаяния и в часы праздника, перемалывая на мельнице смертей и рождений частные обстоятельства неповторимой, несовершенной, ускользающей жизни. Нынче такие сочинения принято называть "культовыми". Они действительно с легкостью становились частью культа, то есть оказывались причастны самому высокому уровню бытия, когда человек обращается к вечности. При этом подчас терялось и имя сочинителя, преображавшего личный опыт в слова. Так, приходя в православный храм, только редкий книгочей вспомнит, какие гимны и молитвы составлены Исааком Сириным, какие- Романом Сладкопевцем. Книга скорбных песнопений" Григора Нарекаци- из того же ряда, что и "Псалмы" царя Давида, "Песня песней" царя Соломона, "Песнь о Роланде", "Витязь в тигровой шкуре". Как бы ни были различны эти книги,- их объединяет одно,- кажется, что они существовали вечно...
Замечательный поэт ХХ века Паруйр Севак называл Григора Нарекаци- "солнцем армянской словесности, лезвием меча самосознания у того народа, который почти всегда защищается и почти никогда не атакует.". Поколение за поколением читали, переписывали, комментировали и изучали поэму. Список "Песнопений" хранился чуть ли не в каждом армянском доме. В таких случаях события всегда бывают перетолкованы, как символы, а легенда становится доступней достоверного исторического свидетельства. Но, в конце концов, разве важно, как выглядели те или иные эпизоды "на самом деле"? Ведь столетиями народ воссоздавал и переосмысливал бесконечно дорогую для него повесть, и скорее всего не слишком далек от истины окажется тот, кто назовет предание- иконой истории. Оно бережет цвет и вкус былого, защищает выстраданное представление об идеале.
...Армянская история бедна на спокойные годы. Одному из древнейших народов, хранившим свои традиции, веру, язык и письменность на протяжении тысячелетий, пришлось жить по соседству с великими империями, каждая из которых с завидным постоянством претендовала на мировое господство. Римляне, персы, арабы, наконец, турки- далеко не полный перечень тех, с кем пришлось воевать соотечественникам Григора Нарекаци. Но самому поэту выпало относительно благополучное время династии Багратидов (вторая половина Х- первые годы ХI века), которая завершала "золотой век" Армении. И не случайно,- говорит армянский книжник ХYI столетия,- накануне страшных испытаний Господь ниспослал народу великого заступника и утешителя- святого Григора из Нарека. После смерти Ашота Второго, Железного (конец 20-х гг. Х века), сумевшего отстоять в сражениях с арабами независимость страны, два или три поколения получили возможность жить в мире.
Творческие поиски, личностное самоуглубление, мистический экстаз, новые совершенные формы, мировоззренческие, богословские споры создавали неповторимое ощущение расцвета, преизбыточной, богатейшей культуры (яркий образец этого упоения знанием канона и мастерством- знаменитые миниатюры Эчмиадзинского Евангелия 989 года). Казалось, все вокруг поощряло мысль и созидательный труд, способствовало аскетическому подвижничеству. Строились соборы, основывались новые монастыри.
Направление интеллектуальных интересов современников во многом определяла внутрицерковная полемика. Армянская Церковь не приняла решений Халкидонского собора и настаивала на преобладании божественной природы в личности Иисуса Христа,- в противовес византийскому православию, понимавшему Спасителя, как Богочеловека. Одновременно церковные власти вели борьбу против народной ереси тондракитов, близких к болгарским богомилам и французским катарам наследников древних гностических учений.
Все это создавало обстановку некоторой недосказанности, неопределенности, в которой всегда так внятно звучит голос одного, отдельного человека.
Само происхождение Григора Нарекаци сразу помещало его в круг основных переживаний и размышлений эпохи. Отец поэта, ученый-богослов Хосров Андзеваци, овдовев, стал епископом, но, уличенный в симпатии к еретикам, был затем отлучен от Церкви. Сам же Григор в юности принял постриг в монастыре Нарек, к югу от озера Ван, основанный родственником отца, богословом и духовным наставником Ананией Нарекаци.
Рассказывают, что, придя в обитель, поэт семь лет нес послушание пастуха, ни разу не расердившись на скотину, не хлестнув ее и не обидев злым словом. Когда послушание закончилось, он воткнул посреди деревни свой прут, которым ни разу не была бита ни единая живая тварь. И прут пророс, и превратился в цветущий куст, напоминающий людям о прекрасной душе Григора Нарекаци.
Монах умирает для мира, и потому его внешняя жизнь едва ли может быть богата событиями. Вероятно, Григор год за годом делил свое время между храмовыми богослужениями, молитвенным бдением в келье и литературными занятиями. Автор "Жития" упоминает, что он не поощрял яростных богословских споров, проповедовал терпимость и был даже объявлен "ромеем и вероотступником". В этой связи его пытались вызвать на церковный суд.
Явились посланцы епископа, Григор пригласил их столу. И подал жареных голубей. А день был постный. Гости, непривычные в пост есть мясо, укрепились в своем мнении по поводу еретичества хозяина и упрекнули его в несоблюдении монастырского устава. Тогда Нарекаци, испросив прощения, что, мол, искушал сотрапезников,- воскресил голубей и отпустил их на волю. Чудо было внятно. Суда удалось избежать...
...Перу Нарекаци принадлежит комментарий на "Песнь песней", гимны Деве Марии, Кресту Господнему и т.п. Эти сочинения, написанные со смирением и мастерством, целиком соответствуют эпохе,- жанр, образы, риторические фигуры. Кстати, "Песнь песней" толковали и Григорий Нисский, и Ориген. Мистически настроенные богословы и наставники всего христианского мира пытались, таким образом, провести читателя от религии страха, служившей основанием средневекового благочестия- к религии любви, призванной стать источником творческого прорыва.
Всякий пишущий человек, живя во времени, примеряет свой стиль к общему мировоззрению, и получает текст, который внятен современникам. Но "Книга скорбных песнопений" не знает границ периодов и культур, не требует исторического контекста, звучит мощно и свободно в любую эпоху, на любом языке (существует несколько русских, французский, немецкий и английский переводы). Происходит это не потому, что в ней выражена своеобразная, отдельная, ни на что не похожая точка зрения, рассказана некая пленительная история (причины популярности тех или иных текстов в новое время), а потому, что со всепобеждающей силой отражено всеобщее наше предстояние перед лицом вечности, самое существенное в предназначенном всем и каждому пути от рождения через жизнь и смерть к...
В поэме есть история души, но нет истории жизни, никакой биографии, индивидуальных подробностей. И это не случайно. Нарекаци не знает ни лирического, ни эпического героя. У него к Богу обращается человек, не исключительный и не отдельный, то есть отделенный от остальных, но ни в коем случае и не абстрактный. Сын Адама во всей полноте своей участи.
Поэт длит и длит перечень:
"Причислив себя к заслуживающим наказания,
Со всеми вместе молю о милосердии:
Вместе с униженными - и с несмелыми,
Вместе с немощными - и с малыми,
Вместе с падшими - и с презренными,
Вместе с изгнанными - и с возвратившимися к Тебе,
Вместе с сомневающимися - и с уверенными,
Вместе с повергнутыми - и с воскресшими,
Вместе с угнетенными - и с укрепившимися,
Вместе с отринутыми - и с возлюбленными,
Вместе с оробевшими - и с дерзновенными,
Вместе с пристыженными - и с ликующими..."
Все эти люди, такие разные и настолько единые, такие сильные, и настолько слабые- прах и пыль земная, если не имеют единственную надежду Боге, совершенном и самодостаточном. И самое ужасное, что они ни в коем случае НЕ ДОСТОЙНЫ Его участия,- по закону им не полагается НИЧЕГО. И действительно, ведь Господь
"Сущность непостижимая, истина неисповедимая,
Сила всемогущая, милость всевластная,
Совершенство безбрежное, наследие неизреченное,
Бытие неотъемлимое, стяжание негибнущее,
Высота несравненная"...
По закону не полагается НИЧЕГО твари, ослушавшийся Творца, неизменно грешной, несовершенной, и к тому рыдающей о собственно наготе. Единственная надежда- в причастности, в том, что не мы- к истине, но она- к нам имеет отношение. И Господь приходит в мир, и принимает крестные муки,- ради человека, продолжающего колебаться, грешить и стенать. И остается только одна единственная надежда- на любовь и снисхождение (не зря говорят, что у праведника и грешника разный суд пред лицом Бога,- пусть кто хочет, назовет себя праведником). Но любовь и снисхождение Истины можно заслужить только в полноте собственной любви...
"Днесь молю тебя, о защитник пораженных горем скорбящих душ,
Что терзаются жестокими и тяжкими муками,
Не умножай горестей моих - стенающего,
Не карай меня - наказанного,
Не мучай меня - истерзанного,
Не секи меня - побитого,
Не губи меня - совратившегося,
Не сокрушай меня - сломленного,
Не волнуй меня - неспокойного,
Не повергай в смятение меня - захваченного бурей,
Не дави меня - разбитого,
Не ужасай меня - устрашенного,
Не ослепляй меня - помраченного,
Не убивай меня - недужного,
Не будь суров ко мне - праху,
Не будь жесток ко мне - пеплу,
Не будь строг ко мне - сотворенному,
Не будь грозен со мною - пылью,
Не сражайся, Ты - Великий, со мною - малым,
Ты - Свет, со мною - земным,
Ты - неиссякаемое изобилие, со мною - неимущим рабом,
Ты - отъемлимое богатство, со мною - бесприютным страдальцем,
Ты - неоскудевающая благость, со мною - наибеднейшим нищим...
ОДНАКО КТО ЖЕ, ДОЖДАВШИСЬ УТРЕННЕЙ ЗАРИ,
УБОИТСЯ, ЧТО СНОВА СТЕМНЕЕТ?"
Удивительно, как часто законы духовной жизни переносятся и начинают действовать в сфере вещественной, материальной. "Книга скорбных песнопений" исцеляла души. Но и во время обычной болезни ее клали под голову- боль затихала. Голос Григора Нарекаци прорывается сквозь кажущуюся богооставленность мира, и каждый человек, вторя его песнопениям, побеждает тем самым свое одиночество.
