Грант Матевосян (1935-2002)
Юбилейный вечер, посвященный 70-летию армянского писателя прозаика Гранта Матевосяна, прошёл в Москве в марте этого года. Это было обговорено на заседаниях Государственной юбилейной комиссии по подготовке празднований к 70-летию писателя во главе с председателем комиссии, премьер-министром РА Андраником Маркаряном.
Родился в селе Ахнидзор. Учился в Ереванском педагогическом институте. Закончил Высшие сценарные курсы в Москве, о которых и написал ироничную и острую повесть «Похмелье». Что сказать о нем? Его считали одним из величайших армянских прозаиков XX века. О нем очень много и очень хорошо писали лучшие критики и литературоведы страны. А вот как говорит он сам о себе: «Многое я беру из села моей памяти, многое же создано наново, и все это похоже на переселение в некое село, чье название — Цмакут — я придумал. Я бы хотел придумать множество прекрасных людей, и тогда бы не осталось места для плохих; я бы хотел придумать также время действия моих повестей — тогда в них не было бы места войне; но у меня нет выбора: хочу я или нет, я должен быть летописцем наших дней». Вступив в область литературы в середине 60-х годов, Грант Матевосян в своих произведениях отразил своеобразные процессы, происходящие в современной армянской деревне, и недаром его в Армении так и называли - "певец деревни". Самобытная проза Матевосяна уже в 80-х годах снискала писателю прозвище "живого классика". В 1995-2000 годах Матевосян возглавлял Союз писателей Армении, в эти же годы являлся депутатом Национального собрания Армении.
Наибольшую известность получили такие сборники повестей и рассказов Матевосяна как "Август", "Деревья", "Наш бег" и другие, а одна из наиболее известных повестей писателя "Мы и наши горы" была экранизирована. Наверное не один армянин не найдется, который не посмотрел бы один из прекраснейших фильмов по его сценарию "Менк енк, мер сареры". Писатель скончался на 67-м году жизни после тяжелой и продолжительной болезни в Ереване. Он долгие годы страдал от рака. Летом 2002 года был прооперирован в одной из лучших клиник Америки, и некоторое время сохранялась надежда на то, что болезнь удалось победить. К сожалению, надежды оказались тщетными. За последние 10 лет жизни Грант Матевосян, расцвет творчества которого пришелся на советское время, не написал ни одной книги. Однако не только болезнь стала причиной этого молчания. Как говорил сам Грант Матевосян, он потерял своего читателя и не знает, для кого теперь писать. "Где та девушка, которая читает книгу, сидя под деревом?" - спрашивал он сам себя и не находил ответа. Отпевали Гранта Матевосяна в ереванском кафедральном соборе Григора Лусаворича - самом большом христианском храме на всем Армянском нагорье. Символично, что храм, строительство которого было закончено в 2001 году, когда Армения отмечала 1700-летие принятия христианства, стал последним пристанищем для писателя, который так ярко писал о национальном духе и корнях еще в 60-е и 70-е, когда об этом было не принято говорить вслух. В связи с кончиной выдающегося писателя Гранта Матевосяна президент Роберт Кочарян направил семье Матевосян телеграмму соболезнования. В телеграмме говорится: "С глубокой болью узнал о кончине великого писателя Гранта Матевосяна. Еще при жизни он снискал признательность нескольких литературных, и не только литературных поколений, стал классиком нашей новой литературы. Наше общество всегда ощущало и будет ощущать потребность в его весомом и авторитетном слове. Выражаю свое глубокое соболезнование родным Гранта Матевосяна, читателям его бессмертных произведений".
У каждого из нас есть вполне естественное и по-человечески понятное желание говорить о своем общении - пусть даже мимолетном - с Великими. Мысль о том, что ты был современником Гения, дышал с ним одним воздухом, а тем более хотя бы раз находился в одном с ним пространстве, вызывает гордость и неоправданный восторг. Встречу с Грантом Матевосяном четыре года назад и предоставившуюся тогда возможность заснять его на пленку я считаю одним из самых дорогих эпизодов в своей жизни. В 2001 году, на очередном съезде Союза писателей Армении, к Гранту Матеовосяну, который с поистине христианским терпением и благородством переносил ругань и критику своих собратьев по перу (если, конечно, среди них был хоть один достойный этого звания), обратилась некая личность, имя которого не стоит даже называть рядом с именем Матевосяна. “Смотри, вот они, твои журналисты”,- сказал этот человек.
“Они” относилось и ко мне, и я была счастлива этим. Позднее, сидя в кафе рядом с Союзом писателей и пытаясь отойти от царящей повсеместно атмосферы предательства и подлости, мы наслаждались присутствием Мэтра. Неожиданно он подошел к нам и спросил: “Так значит вы – “мои”, да?“ До сих пор я лелею в душе надежду, что, задавая этот вопрос, Грант Матевосян смотрел именно на меня. И я уверена, что на это надеялся каждый из сидящих в тот момент за столиком.
А сегодня те представители “интеллигенции”, которые в свое время отравляли жизнь Гранту Матевосяну, восхваляют его, рассказывая, как были близки с ним и как любил их писатель. Между тем это всего лишь мелкие торгаши - раньше они за деньги ругали Левона Тер-Петросяна, сегодня за деньги льстят Роберту Кочаряну. Сейчас можно, разрешено чествовать Гранта Матевосяна, сейчас это безопасно – писатель ведь уже не может выступать с “политически ошибочными” заявлениями, скажем, говорить теплые слова в адрес Вано Сирадегяна. А тем более в нынешний, юбилейный, год мы услышим еще много лицемерных восторженных высказываний от людей, поливавших в свое время грязью великого писателя. Когда в свое время Матевосян, не послушавшись советов Вано Сирадегяна, к которому относился как к сыну, согласился занять пост председателя Союза писателей, не знал, что его ждет тот же торг и то же предательство. В дальнейшем Вано Сирадегян убеждал себя и нас, что, отправляя Варпета председательствовать в СП, не лишил его возможности заниматься творческой работой. А то, что Варпет перестал писать Сирадегян объяснял так: “Грант потерял родину, потерял ту страну, о которой, для которой писал”. Возможно, это и так: для писателя, наверное, важна атмосфера, важен воздух, которым он дышит. Но когда этот воздух загрязняется пустыми словами и делами посредственностей, писатель оказывается в вакууме. И все же из письменных ответов на вопросы журналистов, которые затем вошли в книгу “Не предавайте вашего брата”, чувствуется, что Матевосян нащупал темы, на которые мог писать.
Во всех случаях пост председателя Союза писателей был не для Варпета. Он был Писателем с большой буквы. Бог создал его не для того, чтобы он сидел в пахнущем плесенью здании СП и выдавал 10-ти или 5-дневные путевки в Цахкадзор или по разным поводам раздавал деньги членам союза. Бог создал Гранта Матевосяна, чтобы в конце 20-го века не оставить нас, армян, без Совести, без Мысли, без Возвышенного. Он был эталоном, слишком недосягаемым для нас.
Независимая страна, государственность, которые Грант Матевосян приветствовал, становились ущербными из-за “27 октября”, из-за выдворения Вано, из-за половинчатости осуществляемых шагов. Его страну терзали, раздирали на части. “В результате блестящих побед друг над другом мы оставили на арене растерзанную страну, которая относится к нам как к пасынкам, а мы к ней – как к чужой. Чтобы этого не произошло, чтобы все мы обрели друг друга, принадлежали друг другу… Но этого не было и не будет. Вазген не для того был убит, чтобы в наших с вами взглядах мы прочли родину. Демирчян, Тер-Петросян, Сирадегян не для того были изгнаны с арены, чтобы на арене вновь была наша с вами родина и мы все были бы ее сыновьями”,- говорил Грант Матевосян. И добавлял: “Обидно, что каждому вновь приходящему стены дома кажутся выросшими из земли; каждый уходящий уносит с собой возможности и перспективы, которые кажутся ему его собственными, а не возможностями и перспективами родины и своего преемника”.
Матевосян, будучи необычайно тонкой и великой Личностью, не мог легко переносить все эти потери и так долго не браться за перо. Сам он признавался: “Моя болезнь – психологический тупик”. Кто знает, если бы Грант Матевосян видел свой свет, свой путь, свою нужность, он, возможно, был бы еще жив.
